Роберт Пирсиг, «Лайла»
На этот раз — исследование морали. Долго не решался за нее взяться, боялся испортить впечатление от «Дзена». Но нет, у Пирсига нашлось, чем удивить и над чем подумать.
Началось все с того, что автор-Федр заинтересовался коренными американцами — индейцами, вкусил пейота и погрузился в антропологию. Но быстро понял, что в антропологии со времен XIX века и Франца Боаса научные работы должны быть основаны исключительно на фактах, а любые ценностные (то есть субъективные) суждения не могут являться предметом научного исследования. Но какая антропология без культуры и культурных ценностей, которые оказались вытесненными за пределами науки? Поразмыслив, Федр понял, что надо подниматься над наукой и создавать Метафизику Качества как новый фундамент, на котором можно построить нормальную антропологию.
Выход, конечно, в том, чтобы перестать относить ценности к объектам или субъектам, и принять то, что ценности, мораль и Качество — идентичны, и являются первичной эмпирической реальностью. А субъекты и объекты — лишь дальнейшее разделение, причем не единственно возможное. И, таким образом, наш мир — это не мир «реальных» объектов и субъектов, а прежде всего моральный порядок.
Федр выделил статическую и Динамическую формы Качества. Статическая форма — установленный набор ценностей, структур знаний, законов; это стабилизирующая сила с компонентом памяти. Динамическая форма — предшествующий интеллектуальному познанию передний край реальности, источник изменений. Эти две формы находятся в фундаментальной оппозиции друг к другу и не могут существовать одна без другой.
Статические модели можно разделить на неорганические, биологические, социальные и интеллектуальные. Эти модели действуют одновременно и практически независимо друг от друга. Более высокий уровень основан на том, что снизу, но не является производным от него; он находится в оппозиции к нижнему уровню, доминируя и контролируя его в своих целях. Аналогия: программа работает на железе, но это практически независимые вещи (пересекаются только на уровне машинных кодов); программа не может быть выражена в терминах уровней электрического напряжения. Точно так же невозможно объяснить общественную мораль в терминах неорганической химии.
Все сущее можно рассматривать как деятельность, основанную на морали. Существует несколько моральных систем. Неорганическая природа одерживает верх над хаосом. Биологические структуры побеждают голод и смерть. Социальные структуры подчиняют себе биологические. Интеллект борется за власть над обществом. Такое понимание морали шире, чем обычное социально-биологическое.
У каждого из четырех уровней — свои ценности. Жизнь обладает моральным преимуществом над природой (то есть выбор в пользу жизни более нравственен), общество — над индивидом, идеи — над обществом, и Динамическая мораль над всеми перечисленными статическими структурами. Высшая ценность — свобода от любых статических структур, при том что эта свобода не предполагает разрушение самих этих структур. Это можно считать смыслом жизни (которого, с точки зрения современной науки, рассматривающей статические модели, просто нет).
Метафизика Качества объясняет многие явления и противоречия. Материя и сознание: материальные структуры поддерживают биологические, социальные и интеллектуальные, но все они независимы и подчиняются своим законам, невыводимым из законов существования материи. Свобода воли и предопределенность: суть Динамическая и статическая формы Качества. Причинность: «A является причиной B» есть то же самое, что «B полагает ценным предварительное условие A».
Разумеется, книга много шире этого конспектика.
Федру нравилось это слово, «философология». ... Философология для философии — это то же самое, что музыковедение для музыки, что искусствоведение для искусства, а литературоведения для литературы. Это производная, вторичная отрасль знания, которая в ряде случаев просто паразитирует на теле своего «хозяина», полагая, что управляет его поведением посредством процедур анализа и интерпретации.
Литературоведов иногда удивляет та ненависть, которую питают к ним писатели. В не меньшей степени бывают удивлены искусствоведы, когда узнают, что думают о них художники. ... Перед философологами эта проблема не стояла, так как философы как класс в наше время просто не существуют.
Федр помнил, что его всегда ставили в тупик строки из «Одиссеи» Гомера, где временами друг другу приравниваются Качество и известность. Не исключено, что во времена Гомера, когда эволюция еще не трансформировала социальное в интеллектуальное, эти вещи были идентичными.
Гомер, «Одиссея» (пер. Жуковского)
Восполняя пробелы. Довольно специфическое чтение, эдакая древнегреческая былина, но втянуться можно. Большую часть времени все вкушают и возлияют (один лишь не может ничем побежден быть желудок), предаются сну (время, однако, уж нам о постелях подумать, чтоб сладко / в сон погрузившись, на них успокоить усталые члены) и совершают жертвоприношения, причем все это обильно и со вкусом. А еще Одиссей был не только хитромудрым (нет, конечно, царем быть не худо), но и тупо жадным (должно богатства мои перечесть, чтоб увидеть, / цело ли все).
Никакого aretê в переводе, конечно, нет. Зато есть виноцветное море, о котором ниже.
Гай Дойчер, «Сквозь зеркало языка»
Книга оставила двойственное впечатление. Автор задается вопросом, как язык связан с мировосприятием. Чем обусловлено деление окружающего на грамматические категории — самой природой или культурой? Влияет ли язык на мышление? Одинаково ли сложны разные языки?
Добрая треть книги исследует эти вопросы на примере восприятия цвета. Почему Гомер называл море виноцветным (и вообще странно путал цвета)? Первым этим вопросом задался в середине XIX века Уильям Гладстон, предположив, что во времена древней Греции цветовая чувствительность людей еще не была развита. Затем Лазарь Гейгер отметил ту же неразвитость и в других древних культурах, указал универсальный сценарий развития чувствительности (красный, желтый, зеленый, синий) и сообразил, что между восприятием цвета и его выражением в языке могут быть отличия. Дальше эти идеи варились в котле дарвинизма и ламаркизма, и к концу XIX века стало понятно, что глаз не мог сильно измениться за несколько тысяч лет. Появилось и окрепло мнение, что с восприятием у древних было все в порядке, но они не делали различий между некоторыми цветами в своем языке. Теорию много раз проверяли на племенах дикарей и она подтверждалась: например, выяснилось, что племена индейцев не делают различий в языке между синим и зеленым, а также желтым и зеленым цветами (но прекрасно отличают оттенки друг от друга). В XX веке маятник научной мысли продолжал свои колебания от убеждения, что деление цветового пространства в каждой культуре может быть выбрано произвольно до уверенности в исключительно природной обусловленности цветовых обозначений. Получается такая интересная смесь лингвистики, антропологии, биологии и генетики.
Сам автор придерживается некой средней позиции, что культура пользуется ограниченной свободой выбора категорий, оставленной ей природой. Но делает он это довольно странно, периодически поливая грязью своих «оппонентов». Досталось всем, и Сепиру c Уорфом за лингвистическую относительность («язык определяет мышление»), и Хомскому за универсальную грамматику, и даже Оруэлл попал под горячую руку. При этом изложение упрощается до популярного уровня; тот же Плунгян, хоть и для школьников, а глубже и академичнее.
А вот еще цитата из «Лайлы», чтобы оценить широту Пирсига:
Не только формы безумия варьируются от культуры к культуре; варьируются и формы психического здоровья. ... Каждая культура предполагает, что ее верования соотносятся с определенной внешней по отношению к ней действительностью, но география религиозных верований показывает, что за эту внешнюю реальность они могут принять черт знает что. Даже характер и набор «фактов», которые являются объектом наблюдения со стороны людей, желающих ими подтвердить верность своего представления об «истине», зависит от культуры, к которой эти люди принадлежат.
Категории, несущественные для определенной культуре, писал Боас, никоим образом не представлены в ее языке. Зато культурно релевантные категории будут там представлены исключительно детализировано.
...
Эскимосы умеют определять шестнадцать различных форм льда — так же как мы способны различать сотни пород деревьев и кустарника. Индусы же, наоборот, используют одно и то же слово для обозначения снега и льда. Индейцы племени крик и натчез не различают желтый и зеленый цвета. Точно таким же образом индейцы племени чокто, туника и кересиан пуэбло, равно как и многие другие, одним и тем же словом обозначают цвета зеленый и синий. У индейцев племени хопи нет специального слова для обозначения времени. Эдвард Сепир писал по этому поводу:
«Суть дела в том, что контуры так называемого «реального мира» в значительной степени подсознательно обусловлены языковыми нормами той или иной группы...»
А вот мнение Клакхольна:
«... Каждый народ обладает своей системой категоризации, с помощью которой он оформляет свой опыт. Язык как бы говорит нам: «обрати внимание на это», или «воспринимай это как отдельное от того», или «такая-то и такая-то вещь всегда составляют пару». Так как человека с детства учат так, а не иначе отвечать на проявления внешних объектов, он принимает эти формы языковой категоризации за нечто само собой разумеющееся, за то, что принадлежит жизни, а не ему».
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
