egorius

Светлана Бурлак, «Происхождение языка»

Серьезный труд, всесторонне изучающий проблему происхождения языка (глоттогенез), которая лежит на стыке множества наук: лингвистики, антропологии, приматологии, археологии, нейрофизиологии, генетики... При этом книга написана увлекательно и доступно.

Давно хотел прочитать, но не мог найти в продаже. А недавно вышло второе издание, переработанное и дополненное: за десять лет наука продвинулась вперед. Впрочем, сдаваться проблема пока не собирается.

Gianni Rodari, «Cipollino»

Осилил еще одну книжку на итальянском. Не помню, читал я ее в детстве или только смотрел мультфильм, но все подробности, во всяком случае, стерлись из памяти. И тем было интереснее. Примерно в это же время я читал Чиполлино и ребенке (на русском, конечно). И если итальянский шел у меня впереди русского, то было здорово и интересно сравнивать (перевод Златы Михайловны, к слову, хорош). А те несколько глав, которые прочлись сначала на русском, читать в оригинале было мучением: все понятно, не интересно.

Из любопытного: замуровывать и muro (стена) имеют общий латинский корень. Удивительно, как вживаются в язык заимствованные слова, обрастая приставками, суффиксами и окончаниями.

Еще: в «Гостье из будущего» Коля Садовский грозится побрызгать керосином на хвост тому трусливому мужику. Сдается мне, это отсылка к мистеру Моркоу, который насыпал на хвост преследуемой дичи соль.

Дальше взялся за Умберто Эко («Il nome della rosa»), благо не читал в переводе. Это, конечно, на порядок сложнее. Надолго хватит.

Като Ломб, «Как я изучаю языки»

Небольшая книжечка венгерской переводчицы и полиглота о том, как она осваивает новые языки. Некоторые мысли прям очень совпадают с моими ощущениями.

Например, что в первую очередь надо читать книги. Разговаривать, конечно, не выучишься, зато можно изучить грамматику и набрать лексику. А еще это интересно, а без интереса не стоит и браться.

Или предложение записывать слова, но не ровными безликими рядами, а изменить почерк, воспользоваться разноцветными чернилами, ввести фигурное оформление, чтобы появились «точки опоры».

Или пользоваться обратным словарем: сначала написать на иностранном, а потом проверить себя.

Дальше на память.

Чуть не поперхнулся:

Вот прям узнал себя:

Венки Рамакришнан, «Генетический детектив»

Книга популярного жанра: личные воспоминания, совмещенные с научпопом, от лауреата Нобелевской премии. Эта — довольно удачный образец: не слишком длинная, динамичная, вполне доступная.

Про название автор пишет в предисловии:

Теперь загадочное слово «рибосома» стало мне чуть более понятным и обросло подробностями. Вообще есть ощущение, что пора читать по второму кругу Маркова и Кунина.

И цитата на память:

Сванте Пэабо, «Неандерталец»

Книга о том, как из костей, пролежавших в земле десятки тысяч лет, научились считывать геном. Почти детективная история, рассказанная руководителем проекта. А узнать что-то новое из первых рук (уст?) особенно интересно.

Так вот читаешь и думаешь: елки-палки, будущее-то уже наступило! А потом:

Ник Лейн, «Вопрос жизни»

Автор рассматривает происхождение жизни с позиций энергетики, считая, что необходимость обеспечения клетки энергией накладывает гораздо более серьезные ограничения, чем генетика.

На мой вкус, научпоп не удался: что-то разжевано для детского сада, а временами уши сворачиваются в двойную спираль от органической химии. Если знать биохимию клетки, будет скучно, а если не знать... тоже скучно.

Ну и судя по количеству (временами едких) примечаний научной редакции, к рассуждениям автора есть вопросы. Впрочем, пока никто ничего толком и не знает о зарождении жизни, одни только теории и догадки. (Хотя с тем, что эукариотическая клетка образовалась в результате симбиоза археи с бактерией, вроде все уже согласились.)

Эрик Кандель, «В поисках памяти»

Интересная и познавательная книга, автобиографические воспоминания и популярное изложения молекулярных основ работы памяти. Из-за такого сочетания, правда, получился кирпич в семьсот страниц (из которых сто — словарь терминов, примечания и предметный указатель).

Кое-что себе на, хм, память.

• Сознательная (эксплицитная, декларативная) память использует иные анатомические структуры и нейронные сети, чем бессознательная (имплицитная, процедурная), в частности, используется гиппокамп и видимо что-то еще.
• Имплицитная память задействуется при разных формах обучения: привыкании (отключении реакции на безвредный раздражитель), сенсибилизации (усилении реакции на любые раздражители вслед за раздражителем-угрозой), выработки условных рефлексов (ассоциации раздражителя-угрозы с предшествующим нейтральным раздражителем).
• Все эти форму обучения меняют силу синаптических связей между нейронами. Причем постоянное повторение с периодами отдыха переводит кратковременную память в долговременную (повторение — мать учения), при этом информация хранится в тех же самых нейронах.
• Кратковременная память связана с усилением или ослаблением существующих синаптических связей (функциональные изменения). Долговременная память обеспечивается изменением числа синапсов (структурные изменения).
• Исследуются два типа нейронных сетей: основные и модуляторные. Основная сеть (от сенсорных нейронов к мотонейронам) обеспечивает поведенческую реакцию; модуляторная сеть (от других сенсорных нейронов) настраивает основную.
• Механизм работы кратковременной памяти: выброс нейромедиатора синапсом модуляторной сети (первичный посредник, действует непродолжительное время — миллисекунды), затем в нейроне основной цепи продуцируется циклический АМФ (вторичный посредник — секунды или минуты), который через посредство протеинкиназы А усиливает выделение нейромедиатора.
• Механизм работы долгосрочной памяти: протеинкиназа А постепенно проникает в ядро нейрона, где активирует регуляторный белок CREB-1 (а MAP-киназа инактивирует CREB-2), что вызывает экспрессию генов, синтезирующих белок. Эти белки, поступающие из ядра, запускают рост синапса. Далее он самоподдерживается CPEB-белком, обладающим прионными свойствами. CPEB-белок синтезируется локально и активируется нейромедиатором (поэтому синапсы отрастают только в нужных местах).
• Обычно для того, чтобы «раскачать» процесс синтеза белка, требуется многократное повторение, но при сильных эмоциях воспоминание может быть записано сразу.
• Одни и те же механизмы с небольшими изменениями используются для реализации разных функций. Эволюционно проще доработать напильником имеющееся, чем изобрести что-то новое.

Дальше книга становится все более запутанной, видимо, из-за недостаточной изученности процессов. Заканчивается все попытками нащупать подходы к изучению сознания и удержания осознанного внимания.

Александр Марков, «Эволюция человека». Книга I: обезьяны, кости и гены

Марков и так занимает уже половину полки, но ведь интересно пишет! (Справедливости ради: не один, а обычно вместе с Еленой Наймарк.) Первая книга повествует о том, как из обезьян мы превратились в человеков. Сомневался, покупать ли вторую, но в тексте так ловко расставлены ссылки на второй том, что пришлось.

Несмотря на то, что археологи работают давно, изрядная часть находок и, соответственно, выводов — довольно свежие. И такие безумные методы, как анализ ДНК, полученной из ископаемых костей, тоже стали возможными совсем недавно. Когда мы учились в школе, этого и близко еще никто не знал.

Какие-то сильно упрощенные факты себе на память.

• Колыбель человечества — Африка. Это предполагал еще Дарвин, а сейчас известно точно.
• Наши ближайшие невымершие родственники — шимпанзе. Эволюционные линии шимпанзе и гоминид разделились 6–7 млн лет назад. Дальше идут обезьяны Старого Света (например, макаки, 20 млн лет назад) и обезьяны Нового Света (условно 40 млн лет назад.)
• Тем не менее наши предки не были похожи на шимпанзе: мы и шимпанзе развивались от общего прародителя в несколько разные стороны.
• Все гоминиды вымерли, кроме Homo sapiens, то есть нас. Но было их много: сахелянтропы и оррорины (возраст ископаемых останков примерно 6 млн лет), ардипитеки (4,4 млн), австралопитеки (4,2–2,4 млн), парантропы (2,6–1,2 млн)... Homo произошли от какого-то вида австралопитеков.
• У ранних Homo habilis начал расти мозг (около 2 млн лет назад), а именно отделы, отвечающие за координацию рук и речь.
• От Homo habilis отделились Homo erectus (около 2 млн лет назад), полмиллиона лет они жили параллельно. У эректусов еще больше развился центр речи, увеличились зона обработки зрительной информации. Большой мозг требует энергии; эректусы решили проблему тем, что научились добывать мясо.
• Последний этап быстрого роста мозга — 500–200 тысяч лет назад (становление Homo sapiens и Homo neanderthalensis). На этот раз энергетические проблемы решились приготовлением пищи на огне.
• Почему мозг не растет дальше? Потому что минусы трудностей при родах перевешивают плюсы. Человеческие детеныши и так вынужденно рождаются недоразвитыми, что влечет за собой длинное детство и необходимость родительской опеки.
• Первая волна расселения из Африки: ранние эректусы; около 1,9 млн лет назад.
• Вторая волна: гейдельбергские люди Homo heidelbergensis, произошедшие от эректусов и анатомически соответствующие нам; 650 тысяч лет назад. Видимо, от переселенцев в Европу произошли неандертальцы, а от оставшихся в Африке — сапиенсы.
• Третья волна: сапиенсы; 100 тысяч лет назад. Европа с прошлого раза была населена неандертальцами; сосуществование было коротким, всего несколько тысяч лет.
• Разные линии гоминид, живших в одно время на одной территории, умудрялись скрещиваться между собой, так что вместо простого генеалогического дерева на самом деле имеем сложный генеалогический граф. А в наших ДНК есть гены и эректусов, и неандертальцев.
• Современное внеафриканское человечество происходит в основном от небольшой популяции, жившей в Восточной Африке 200–160 тысяч лет назад. Современное африканское население гораздо более разнообразно.
• Около 15 тысяч лет назад сапиенсы из Северо-Восточной Азии через Аляску заселили Америку. Ранее гоминиды туда не попадали.

Скотт Рао, «Пособие профессионального баристы»

Смотрел, смотрел, да и купил. Наверное, зря, потому что рассчитано действительно на профессионалов, а не на интересующегося чайника (то есть кофейника).

Зато теперь я знаю, что темпер должен плотно входить в корзину портафильтра, и могу с интересом следить за манипуляциями баристы.

Edmond Hamilton, «Treasure on Thunder Moon»

Когда-то давным-давно, еще в школе, кто-то дал мне почитать этот рассказ Гамильтона. На русском, конечно: Сокровища громовой луны он назывался. Проглотил я его за ночь, не смог остановиться. Конечно, в те времена я всю фантастику читал запоем, но приятные воспоминания все равно остались.

Иногда я про него вспоминал и пытался найти в инете английский оригинал, но безуспешно. А тут нашел-таки: один товарищ поделился информацией, что искать надо первую публикацию в журнале Amazing Stories, архивы которого отсканированы и выложены. Оказывается, рассказ был напечатан в апреле 1942 года.

Пришлось тут же включить принтер и снова прочитать за ночь... Рассказ наивный по нынешним временам, но добрый и хороший.

Михаил Лаврентьев, «...Прирастать будет Сибирью» (1980 год)

Попалась на глаза книга Михаила Алексеевича Лаврентьева, академика, одного из причастных к образованию Новосибирского академгородка. В основном про науку, воспоминания и агитация молодежи, а мне было интересно узнать что-нибудь про сам город.

Интересно, когда и кем было принято решение, что академгородок будет близ, а не в черте города?

Со строителями все понятно, им только дай. Но вот что я не пойму: почему тогда людям, принимающим решения, было не наплевать? Не могу себе представить, чтобы сейчас где-то могли построить что-то, сравнимое с академгородком или Протвино. Деньги виноваты? Или просто всем по барабану?

Это очень смешно на фоне дальнейших рассказов о том, как приходилось воевать за стройматериалы и технику. Да и после Щедровицкого тоже смешно.

Кстати, о Щедровицком. Я все ждал, что может быть Лаврентьев скажет хоть что-то про трудности. Но нет, автор оптимистичен и ограничивается фразами типа конечно, нам не все удалось или хотя и не все шло так гладко, как проектировалось, но. Ни слова о проблемах: все типа жили одной дружной семьей и все было прекрасно.

Ну и в заключение стих про Михаила Романовича Шуру-Буру. Видимо, это судьба такая — попадать в стихи.

А. Ефимов, «О языке пропагандиста» (1952 год)

Коллега shaplov поделился раритетом. Вот думаю теперь, не повесить ли над рабочим столом лозунг:

В целом осталось ощущение, что у автора раздвоение личности. Местами очень дельные мысли и советы, а местами — весьма посредственное (с точки зрения языка) восхваление великих вождей и учителей. Буквально в одном абзаце речь про использование синонимов, а в следующем — три раза подряд «великий». Скорее всего, автор — компилятор, причем довольно бездарный.

Зато книжку можно использовать как прививку от желания вернуть прежние времена.

Нил Шубин, «Внутренняя рыба»

Автор — палеонтолог, не чуждый генетике — подробно и занимательно разбирает историю происхождения человека чуть не от самых микробов. Кто бы, например, мог подумать, что икота досталась нам от двоякодышащих? Весьма интересная книга, правда все время хочется назвать ее «Внутренняя жаба».

Евгений Кунин, «Логика случая: о природе и происхождении биологической эволюции»

Очередная эволюционная книга, на полочку рядом с «Рождением сложности» Маркова и недалеко от «(Не)совершенной случайности» Млодинова.

Занятно, что книга нашего соотечественника оказалась переводной. Иногда автор увлекался и тогда я совсем терял нить (эффект инактивации обусловлен не демаскированием скрытой вариабельности, а активацией транспозонного мутагенеза). Но и оставшегося за глаза хватало, чтобы тихо фигеть и задумчиво чесать репу. Я вот давно присматривался к «Codex Seraphinianus» (погуглите картинки), но теперь чувствую, что неинтересно: любая одноклеточная жизнь на Земле намного превосходит все самые безумные и безудержные фантазии.

И снова поражаюсь параллелям между биологическими и компьютерными информационными системами.

Джеймс Глик, «Информация: история, теория, потоп»

Внятное и последовательное изложение всего, что касается информации — большая сложная тема, в которой, к тому же, все взаимосвязано. Охвачены кодирование, передача и коррекция ошибок; криптография; неразрешимость и невычислимость (привет, Тьюринг); кибернетика; гены и мемы (привет, Докинз); информация и энтропия, термодинамика и квантовая физика. Почему природа оказывается квантованной? Потому что квантована информация. Бит есть мельчайшая неделимая частица. Это с первого раза не осмыслить.

Наверное, как популяризатор, Глик не сказал ничего нового для науки, зато сказал для меня.

Местами книга даже напоминает любимый Криптономикон Нила Стивенсона. В ней к тому же упомянут и его прообраз — книга Джона Уилкинса о криптографии 1641 года и другие, реальные «коны»: Металогикон Иоанна Солсберийского, Католикон Иоганна Бальба.

Ричард Докинз, «Эгоистичный ген»

Для меня, ни разу не специалиста в биологии, показались интересными как минимум несколько идей (не говоря о том, что пришлось разобраться с митозом и мейозом).

Во-первых, единицей естественного отбора в теории Дарвина следует считать не вид и тем более не отдельную особь, а ДНК (или «ген») — нечто, реплицирующее себя и определяющее свойства несущих его организмов. Носитель используется репликантом (а не наоборот) для того, чтобы передать свои копии носителям следующего поколения.

Во-вторых, гены не обязательно должны находиться внутри организма, чтобы влиять на его поведение (расширенный фенотип).

В-третьих, репликантами могут быть не только ДНК, но и даже нечто нематериальное, например мемы (которым Глик посвятил целую главу). Для возникновения естественного отбора достаточно появления репликантов в условии ограниченных ресурсов, вне зависимости от их природы.

В-четвертых, понятие эволюционно стабильной стратегии, с помощью которой можно показать, какие свойства будут выживать при смене поколений. ЭСС зависит от начального генофонда, но, как демонстрируется на парадоксе заключенного, в целом поощряет кооперацию и незлопамятность, хотя и не поощряет попустительство.

Эксперименты автора с компьютерным моделированием эволюционных стратегий напомнили мне старую забаву программистов: core wars. Интересно было бы провести турнир по «эволюционным правилам», то есть чтобы количество копий программы в следующем раунде определялось ее успехами в предыдущем.

Чарльз Петцольд, «Читаем Тьюринга»

Будучи неравнодушным к Машинам Тьюринга (proof), я не мог пройти мимо этой книги, да и с Гликом она пересекается очень сильно. Чтение для маньяков: очень много математических подробностей, за ходом рассуждений сложно следить, даже будучи знакомым с МТ.

Речь идет о знаменитой статье Тьюринга 1936 года On Computable Numbers, with an Application to the Entscheidungsproblem, в которой доказывается неразрешимость логики предикатов первого порядка. Логика включает в себя переменные, логические связки (∧, ∨ и ¬) и кванторы (∀ и ∃), а под неразрешимостью понимается невозможность описать алгоритм, определяющий истинность произвольной логической формулы за конечное число шагов.

Тьюринг вводит понятие МТ и показывает (конечно, не формально, но вполне убедительно), что ее возможности эквивалентны человеку-вычислителю. Более того, как мы сейчас понимаем, возможности МТ эквивалентны возможностям любого современного компьютера. Интересный теоретический вопрос: может ли в принципе существовать компьютер, превышающий возможности МТ?

Определяется вычислимое число как число, для которого существует МТ, бесконечно печатающая его цифра за цифрой (такая МТ называется приемлемой). Вычислимые числа охватывают все рациональные и часть трансцендентных, но образуют счетное множество, так как все МТ можно занумеровать, сопоставив им по определенным правилам числа-дескрипторы.

Доказывается, что нельзя разработать конечную МТ для определения приемлемости произвольной МТ. Для этого Тьюринг конструирует Универсальную Машину Тьюринга, которая читает определение МТ, записанное на ленту в виде числа-дескриптора, и выполняет ее. Более известна эквивалентная проблема останова (невозможность разработать конечную МТ для определения, остановится ли произвольная МТ), сформулированная позже Мартином Дэвисом в книге Вычислимость и неразрешимость.

Фактически, УМТ является универсальным компьютером, способным выполнить произвольную программу — если не считать Бэббиджа, эта концепция изрядно опередила время. Важнейшим следствием неразрешимости является невозможность в общем случае написать код, анализирующий другой код. Фактически, единственный способ понять, что делает произвольный код — это выполнить его.

Дальше Тьюринг устанавливает связь между МТ и логикой предикатов первого порядка, и проблема неразрешимости доказана.

В процессе написания статьи оказалось, что ту же проблему уже решил Алонзо Чёрч, используя лямбда-определимые функции (на которых держится современное функциональное программирование). К счастью, было решено, что МТ интересна даже сама по себе и статья была издана. А еще один эквивалентный подход — рекурсивные функции Гёделя.

Еще интересное: похоже, что стек тоже изобрел Тьюринг. Во всяком случае, он использовал операции bury и unbury в системе команд Automatic Computing Engine (ACE) в 1946 году.