Красивые стены — моя слабость, ничего не могу поделать.
В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околодке. Сам еще тогда здравствовавший сотник Л...ко вызывал его нарочно в Полтаву выкрасить досчатый забор около его дома.
— Н. В. Гоголь, «Ночь перед Рождеством»
В. И. Пилявский, А. А. Тиц, Ю. С. Ушаков, «История русской архитектуры»
Учебник для студентов архитектурных специальностей, весьма толковый. Как раз то, что я хотел найти про наше церковное зодчество, включая деревянное, с многочисленными картинками и подробностями, плюс светская архитектура вплоть до 1917 года. Местами бывает занудно, но в основном увлекательно, проглотил как художественную литературу. Еще бы, экзамен-то не сдавать.
На память:
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита» (КПК)
На этот раз неожиданно вслух, ребенке. Книга глубокая, если не бездонная; то ли добрая, то ли злая, черт разберет какая, загадочная. И время от времени тянет прочитать снова, а это для меня лучший показатель. Уж не знаю, что останется в голове ребенки, но, надеюсь, однажды ей захочется перечитать самой.
Интересно представить, с чем следовало бы соседствовать этому тому на книжной полке. Эпиграф намекает на Гете, но его я не осилил. Может, зря? Безусловно, с Гоголем, с Владимиром Орловым (пора бы, кстати, перечитать и «Альтиста Данилова»). Еще, может быть, с Михаилом Анчаровым?
Н. В. Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»
Гоголь прекрасен. Не зря А. и Б. любили его настолько, что даже перетащили Пузатого Пацюка на страницы одной своей сказки. Цитируя в шутку самого Николая Васильевича, истинное наслаждение души и сердца, теперь таких книг не печатают!
Вот и про самизнаетекого нашлась история:
...один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латынщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него — лопатус, баба — бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латынщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и — хвать его по лбу. «Проклятые грабли! — закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, — как же они, черт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!»
Курт Воннегут, «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», «Колыбель для кошки»
Почти случайно попалась в руки, перечитал. Страшненькое такое чтение, но полезное — как прививка.
У Воннегута интересный стиль. В самую историческую правду он подмешивает элемент фантастики. Поначалу это диковато, но, как мне кажется, таким образом он хочет уйти от занудства констатации и дать понять, что все может повториться и при совсем других обстоятельствах.
— Я — прескверный ученый. Я готов проделать что угодно, лишь бы человек почувствовал себя лучше, даже если это ненаучно. Ни один уважающий себя ученый, достойный своего имени, на это не пойдет.
И я вспомнил Четырнадцатый том сочинений Боканона — прошлой ночью я его прочел весь целиком. Четырнадцатый том озаглавлен так: «Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее?»
Прочесть Четырнадцатый том недолго. Он состоит всего из одного слова и точки: «Нет».
